Дым небес - Страница 7

- Во-первых, не готкой, а готессой, - покоробившись, поправляет её Мара-Мария. Её всегда коробит, когда она слышит слово «готка» в свой адрес. – А, во-вторых, разве по мне не видно, что я чёрное чмо, и все, кому не лень, только и делают, что называют меня чёрным чмо?

- Просто тебя никто не понимает.

- Это точно. Со мной ведь никто и не дружит, у меня никого нет: ни друзей, ни подруг. Мне ни с кем неинтересно. Все такие тупые… Я не про тебя, - спохватывается она.

Эмма неожиданно прерывает её:

- А хочешь, я буду твоей подругой?

Мария благодарно кивает. В левом глазу её неожиданно вспыхивает слезинка. Она тут же вытирает её рукой. Готессам непозволительно плакать, в отличие от эмочек. Эмма замечает характерное движение рукой и улыбается.

- Жаль, что со мной нет моего розового платочка.

- Да это мне так …что-то…

- А знаешь, – предлагает Эмма, - если хочешь… я могу с тобой туда пойти.

- Нет, - останавливается Мара-Мария. - Тебе туда нельзя. Что скажут твои родители?

- Отец ничего не скажет. Потому что у меня его тоже нет. А мать пашет в две смены. Ей тоже не до меня. Ей лишь бы денег заработать.

- Нет. Тебе лучше вернуться. Я не могу взять на себя ответственность за тебя. Там не всё так просто.

- Но мы ведь…как бы уже подруги, - намекает Эмма. – Возьми меня с собой. Мара, ну, пожалуйста.

- Только не сегодня.

- Почему?

- Сегодня Вальпургиева ночь. И на горе будет полно народу.

- Вот и хорошо. Когда много людей, не будет так страшно.

- Наоборот. Чем больше людей – тем страшней. Ты же не знаешь, что это за люди. Среди них много тёмных.

- Но ты же сама к ним относишься.

- Я – другое дело. А новичкам туда сегодня лучше не соваться.

Улочка пошла под уклон, дома поползли вниз, - и вот уже с улицы видна зелёная верхушка Девичьей горы и пять вышек, выкрашенных в красно-белые цвета: четыре по бокам и пятая, самая высокая – в центре. Издали кажется, что они служат опорой для огромной воздушной пирамиды, чьи стены проницают.

- Да мы уже почти пришли. Вон уже Девичья видна.

- Нет, не упрашивай.

- Если хочешь знать, - обижается Эмма, - я и сама могу туда пойти… да одна боюсь.

- Ну, ладно, - соглашается Мара, - идём. Но если Девичья тебя не примет, пойдёшь домой сама. Обещаешь?

- Обещаю. А что значит, не примет?

- Скоро узнаешь.

Мара-Мария усмехается своей коронной готической ухмылкой, выдыхая беззвучное «ха-ха».

На Девичьей всё не так, как везде

Спускаясь к яру, Эмма и Мара проходят мимо заброшенного, полуразвалившегося дома.

- Здесь давно уже никто не живёт, - констатирует Мара.

На соседнем участке, непосредственно примыкающем к яру, возводится новый дом. Пожилой каменщик, выглядывая из проёма второго этажа, провожает их странным взглядом.

- И зачем люди строятся здесь? – удивляется Эмма.

- Они скоро или умрут от рака или сойдут с ума, - замечает Мара.

Неприметная тропинка, петляющая между завалами строительного мусора, приводит их в низину, заросшую высокой травой. Здесь над ними ещё сияет солнце. Взглянув на него, девушки решительно направляются к зловещему месту. Пожилой каменщик, провожая их взглядом, замечает, как тень Девичьей Горы, двигаясь навстречу девушкам, тотчас накрывает их, как будто проглатывая две добровольные жертвы.

Ступив на Девичью Гору, Эмма и Готика словно попадают во мрак, настолько густыми оказываются кроны деревьев, нависшие над ними.

Склон горы в этом месте довольно крутой. Чтобы не соскользнуть вниз, им то и дело приходится хвататься за ветки кустарников. Метров через двадцать возле поваленного на землю граба они делают передышку. Мощные корни, выдернутые из земли, нависают над ними, как щупальца осьминога.

- А вон ещё одно, - кивает Эмма на другое, вывернутое с корнем мертвое дерево, - и вон… Почему здесь так много поваленных деревьев?

- Они бегут с Горы……- тяжело дыша, отвечает Мара.

- Бегут? – расширяются глаза у Эммы.

- Ну да. Вырывают себя с корнем и бегут отсюда. Двигаются они в основном ночью, чтобы никто не видел.

- Как это двигаются?

Мара обходит корни лежащего на земле граба.

- С помощью корней. Этого граба, например, раньше тут никогда не было, на этой тропинке. Я-то ведь здесь постоянно хожу и знаю.

- Зачем они это делают?

- Они просто не выдерживают.

- Что… не выдерживают?

- Понимаешь, - вздыхает Мара, - на Горе иногда творится такое…что не всегда понимаешь. Здесь тобой овладевает иногда просто неизъяснимый беспричинный страх. Страх животный. Боязнь всего и вся. Каждой травинки. Каждого кустика. Всё, что попадёт в поле твоего зрения. Будь то кошка или собака. Но больше всего на Девичьей надо бояться людей. Никогда не знаешь, что может быть у них на уме.

- Ты что специально меня пугаешь?

- Просто я через это уже прошла. На Девичьей всё не так, как везде. Слышишь, как здесь тихо?

- Да, - тихо отвечает Эмма и замечает, что, действительно, вокруг стоит невероятная тишина. Ни один листик на деревьях не шелохнется.

- Здесь всё имеет иное значение, - продолжает Мара.

- Как это? – поднимает брови Эмма.

Она идёт следом за Марой.

- Ну всё, что в другом месте ты не замечаешь… чему не придаёшь значения… здесь приобретает иной смысл. Каждый шорох, каждый звук… - Мара понижает голос до шёпота, - что-то значит.

Её вдруг всю передёргивает:

- Как мне тут хол-л-лодно…

- Здесь же не холодно! Чего ты? - удивляется Эмма.

- Не знаю. Мне на Девичьей всегда холодно.

- Поэтому ты и в пальто?

Откуда-то сверху раздаётся оглушительный стук.

- Что это? – испуганно спрашивает Эмма.

- Дятел. Вон… видишь.

Дятел вновь оглушительно стучит по сухой мёртвой осине.