Дым небес - Страница 10

Прямая дорога

Тропинка приводит Эмму и Мару к старой цветущей груше. У неё широкий, как у дуба, шершавый ствол и огромное сквозное дупло. Как будто груша насквозь была прострелена когда-то пушечным ядром.

Эмма с любопытством заглядывает внутрь. На самом дне дупла она замечает сложенный вдвое листок бумаги.

- Смотри, тут какая-то записка.

- Не трогай ничего, - предупреждает её Мара.

Но поздно: Эмма уже вынула записку и разворачивает её. На листке корявыми печатными буквами написано:

«Если вы не знаете, зачем сюда идёте, лучше поверните назад».

- Странная какая-то записка, - недоумевает Эмма.

- Брось её назад!

Эмма бросает записку в дупло.

- А ты знаешь, зачем идёшь сюда? – как бы между прочим спрашивает её Мара.

- А ты? – вопросом на вопрос отвечает Эмма.

- Я знаю, - уверенно отвечает Мара.

- И я тоже… - с заминкой признаётся Эмма, - знаю.

Они идут дальше вверх по тропинке. Вскоре пологий подъём заканчивается, и девушки выходят на большую лужайку, от которой влево и право убегают узкой полосой два суходольных луга.

С высоты это выглядит, как две половинки широко раскрытых ножниц. Степные полосы как бы разрезают на части покрытую лесом платовидную верхушку горы. Вдоль всего луга, заросшего ковылём, пыреем, люцерной и пурпурной скорнозерой, цветки которой пахнут ванилью, пролегает грунтовая двухколейная дорога, длинная и прямая, как проспект.

- И куда она ведёт? – спрашивает Эмма.

- Она никуда не ведёт, - коротко отвечает Мара.

- Как это никуда?

- Это как бы граница.

- Граница?

- Ну, да. Она отделяет Девичью от остального мира. Это Прямая дорога.

- Что, она так прямо и называется?

- Ну.

- Прикольно, - удивляется Эмма и, как бы невзначай, спрашивает, показывая рукой в сторону вышек, – а Лыбедь ведь в той стороне?

- В той, - кивает Мара. – То место вообще усеяно трупами.

- Как это? – пугается Эмма.

- Там сто лет назад людей вешали, - объясняет Мара, - казнили там всяких преступников. А трупы рядом закапывали. Это была киевская Голгофа. Вон там, где сейчас стоят пять вышек, - показывает она рукой, - раньше стояли восемь виселиц. На одной из них и повесили Богрова.

- Какого ещё Богрова? Который убил Столыпина?

- Ага. Причём Столыпина похоронили в Лавре, а Богрова закопали именно здесь на Лысой горе. Он вообще был гением злодейства. Сообщил охранке, что премьер-министра убьют в оперном театре. Вот его и приставили того охранять. А Богров вместо этого приставил пистолет к его груди. Потом его так и казнили в чёрном фраке, в котором он пришёл в театр. С чёрным колпаком на голове.

- Какой ужас, - сочувственно произносит Эмма и передёргивает плечами, - то есть, получается, это и есть дорога на Голгофу?

- Да, Прямая дорога на тот свет, - кивает Мара, а затем неожиданно спрашивает, - а зачем тебе Лыбедь?

- Да так просто… короче, - вновь запинается Эмма.

- Задумала жизнь себе сделать короче?

Застигнутая врасплох, Эмма признаётся:

- Да.

- Хочешь сброситься там с обрыва?

- А… как ты догадалась?

- Ну, глядя на тебя, догадаться не трудно. Тем более, что место это всем известное. Только зря ты туда собираешься!

- Это почему же!

- Да потому что над Лыбедью нет никакого обрыва. Там густой лес и покатый спуск.

- Да ну? – сомневается Эмма. - А мне сказали, там крутой обрыв.

- Тебя ввели в заблуждение. Это всё сказочки. Может, там, кто и кидается вниз, да только никто ещё не погиб.

- Блин, - с сожалением произносит Эмма, - а я уже так настроилась!

- Ты извини, конечно, но лишать себя жизни из-за какого-то придурка – это бред. Нашла ещё причину! Брось курить – и всё, никаких проблем!

- Но в том-то и дело, что я не могу бросить. Я уже сто раз бросала. А как только у меня стресс, тут же начинаю снова, - она вновь привычно тянется в сумку за сигаретой.

- А у тебя что, сейчас, стресс?

- А ты как думала? – закуривает она. – Только я настроилась идти к этому самому обрыву, а тут такой облом.

Жизни - жизнь!

Поднявшись на гору, бригадир приказывает чистильщикам:

- Сложить всё сюда и построиться!

Парни тут же складывают свои лопаты, мётлы, пилы и грабли на боковую полку мусоровоза и выстраиваются перед своим командиром. Потирая густые усы, Кожумяка обращается к байкеру Муромскому:

- Это все, Илюша?

- Да.

- А где остальные?

- Выбыли из строя.

- Помнится, год назад вас было в два раза больше.

- Я объехал всех, - отвечает Илья Муромский, - но за это время лишь десять человек остались трезвыми, включая меня и Злого. Остальные не выдержали.

- Ясно.

- Трое пристрастились к пиву, - продолжает отчитываться Муромский, - двое закурили, ещё двое соблазнились дурью, а один увлёкся экстази.

- Да, - недовольно тянет бригадир, - с такими темпами ещё через год в нашем городе не останется ни одного трезвого. А твоя девушка как, Алёша? - вздохнув, обращается он к Поповичу. - Удалось её вернуть на путь истинный?

Злой тяжко вздыхает и, потупив глаза, качает головой.

Стоящий с краю Добрыня разъясняет:

- У них любовный треугольник: он любит её, а она любит сигарету.

- А ты кто такой? Новенький? - замечает его Кожумяка.

- Это Никита, - представляет его Злой. – Из моей школы парень. Но все его у нас Добрыней кличут.

- Добрыней? – удивляется Кожумяка. - Это хорошо, что тебя так кличут. Готов, Добрыня, сразиться с трёхголовым Змеем-дурманом?

- Всегда готов, – добродушно пожимает плечами Добрыня.

- Ну, ладно, - вздыхает Кожумяка, - я думаю, всем ясно, зачем мы сюда собрались?

- Всем, - нестройно отвечает отряд.

- Какая перед вами на сегодня стоит задача? – останавливает бригадир свой взор на Злом.